В начале пятидесятых, когда Сан-Хуан только-только сделался туристским городком, один быв¬ший жокей по имени Эл Арбонито устроил бару се¬бя в патио на Калле-О'Лири. Он назвал его «У Эла на задворках» и прибил над уличной дверью вывеску, где стрелка указывала промеж двух ветхих строе¬ний в патио на задний двор. Поначалу Эл не пода¬вал ничего, кроме пива, по двадцать центов за бу¬тылку, и рома, по десять за порцайку или по пят¬надцать — со льдом. Через несколько месяцев он стал подавать гамбургеры, которые сам же и делал.

Славно бывало там выпить — особенно по утрам, когда солнце оставалось прохладным, а с океана приплывал соленый туман, придавая воздуху бод¬рящий, здоровый аромат, который несколько ран¬них часов отстаивал свои позиции против влажно¬го пекла, что клещами стискивает Сан-Хуан в пол¬день и держится еще долго после заката.

По вечерам там тоже бывало неплохо, но не так прохладно. Порой налетал ветерок, и «Задворки» обычно его ловили. Все дело было в удачном располо¬жении — на самой вершине холма Калле-О'Лири, — так высоко, что, будь у патио окна, запросто мож¬но было бы окинуть взором весь городок. Впрочем, патио окружала толстая стена, и видно оттуда было разве что небо да несколько банановых пальм.

Со временем Эл купил новый кассовый аппарат. Затем он купил для патио деревянные столики с зонтиками. Наконец, он вывез свою семью из дома на Калле-О'Лири в пригород, к новому урбанизасьону у аэропорта. Дальше Эл нанял здоровенного нег¬ра по кличке Гуталин мыть тарелки и разносить гамбургеры. Постепенно Гуталин и стряпать вы¬учился.

Из своей бывшей столовой Эл изобразил неболь¬шой бар с фортепиано и пригласил из Майами пиа¬ниста — тощую личность с грустной физиономией по имени Нельсон Отто. Фортепиано располагалось аккурат посередине между коктейльным залом и па¬тио. Старый кабинетный рояль светло-серого цве¬та был покрыт особым шеллаком, чтобы соленый воздух не проел полировку, — и семь ночей в неделю все двенадцать месяцев бесконечного карибского лета Нельсон Отто сидел за клавиатурой, разме¬шивая пот в безрадостных аккордах своей музыки.

И туристическом бюро поговаривают об охлаж¬дающих пассатах, что каждый день и каждую ночь в году ласкают берега Пуэрто-Рико — однако тако¬му человеку, как Нельсон Отто, похоже, никакие пассаты отродись никуда не задували. Один удуш¬ливый день за другим он пробивался через усталый ре¬пертуар из блюзов и сентиментальных баллад — пот капал у него с подбородка и пятнал подмышки хлопчатобумажной футболки с цветочным узором. Порой Нельсон Отто с такой ненавистью и та¬ким неистовством клял «сраную жарищу», что ат¬мосфера заведения непоправимо портилась. Тогда народ вставал и уходил дальше по улице в бар пер¬вого класса «Шик-блеск», где бутылка пива стоила шестьдесят центов, а бифштекс из филея—три¬дцать пять.

Когда бывший коммунист по фамилии Лоттерман прибыл из Флориды, чтобы основать «Сан-Ху¬ан Дейли Ньюс», «Задворки» стали англоязычным пресс-клубом, ибо никто из бродяг и фантазеров, подрядившихся работать в новой газете Лоттермана, не мог позволить себе дорогие бары торговой сети «Нью-Йорк», что вырастали по всему городу подобно россыпи неоновых поганок. Репортеры и ли¬тературные сотрудники дневной смены приволаки¬вались около семи, а ночные работники — спортив¬ные обозреватели, корректоры и верстальщики — прибывали в районе полуночи, обычно скопом. Ино¬гда кому-то случалось назначить свидание, но во всякую нормальную ночь девушка «У Эла на задвор¬ках» была редким и весьма эротичным зрелищем. Белых девушек в Сан-Хуане вообще не так много, и большинство из них к тому же либо туристки, либо проститутки, либо стюардессы. Ничего уди¬вительного, что все перечисленные типы предпочи¬тали казино или бар на террасе в «Хилтоне».

Кто только не являлся работать в «Ньюс»: все типы — от диких молодых экстремистов, страст¬но желавших порвать мир напополам и начать всё заново, до старых усталых ханыг с пивными брюш¬ками, которым только и хотелось, что пожить в блаженном покое, прежде чем упомянутая банда психов порвет мир напополам.