28 марта 2024 года

Раздел: История - Историческая проза - Пикуль Валентин - Баязет

Баязет - Валентин Пикуль
 _Офицера трясла лихорадка. Трясла не вовремя — на службе, на кордоне. Он схватил ее, заодно с Георгиевским крестом за храбрость, в тяжком Хивинском походе.
Это было четыре года назад.
— Неужто четыре? ..
За стеной ревели некормленые верблюды. Он лежал на топчане, старенькая шашка свисала на земляной пол. Хитрющие персидские клопы падали с потолка.
— А кажется, четыре, — покорно согласился офицер и потянул на себя шинелишку, прожженную у костров.
Тут его снова скрутило. Сначала кинуло вбок — прилепило к стене. Потом, словно в падучей, выгнуло дугой, поставив на затылок и на пятки, как горбатый мост.
И началось.
— Время то то то, — тряско стучал он зубами, — летит то то то как… Все летит и летит…
Вошел старый солдат, внимательно посмотрел себе под ноги и что то долго растирал на полу разбухшим сапожищем.
— Ваше благородие, — лениво буркнул он, — конвой казачий с Тифлису: барыня куды то волокется… — Высосав полстакана водки, настоянной на хине, офицер шагнул из дощатой сторожки. Двое верблюдов, грязных и тощих, лежали у дороги на привязи: было велено держать их здесь, дабы лошади привыкали к уродству природы и не пугались караванов из Персии.
Возле шлагбаума, в окружении конных казаков, мокла под косым дождем крытая войлоком коляска.
— Куда держите путь, су су сударыня?
Из дормеза уютно и забыто, как ласка матери, пахнуло на офицера женским теплом, и молодая дама в ротонде из синего плюша с удивлением огляделась вокруг.
— Я, сударь, спешу, — сказала она. — Мой лазарет — номер одиннадцать. Эриванский отряд генерала Тер Гукасова… Б а я з е т — кажется, так зовут это место, куда мне нужно. А комендантом в Игдыре — мой супруг, полковник Хвощинский… Казаки! — поманила их спутница рукой в серебристой перчатке. — Поднимите кошму, чтобы виден был красный крест!
— Хвощинский? — неловко приосанился офицер. — Имею честь знать: еще по Самарканду и Хиве… Антипов, — повелел он, захлопывая дверцу коляски, — шлагбаум подвы высь!
Скрипнув колесами по мокрой щебенке, коляска тронулась.
Казаки вытянули усталых лошадей нагайками. Опрокинув наотмашь пики, пригнулись в седлах.
И офицер, обругав службу, вернулся в караулку.
— Сударыня, — медленно произнес он, проверяя себя, — подвысь… Хвощинский… честь имею…
Офицер успокоился: зубы уже не стучали.
Раскрыв кордонный журнал, примотанный цепью к ножке стола (чтобы проезжие казаки не извели его на самокрутки), он ковырнул пером в чернильной склянице.
Последняя запись в журнале была такова:
Мимо кордона, направляясь по делам службы в гарнизон Игдыра, проследовали без конвоя, за что им было сделано внушение: инженерный прапорщик Ф. П. фон Клюгенау и поручик Уманского казачьего полка А. Е. Карабаноа.
И немного ниже караульный офицер записал:
По дороге на Баязегп, через Эчмиадзинский монастырь, проехала молодая прекрасная дама (слово «прекрасная» он тут же зачеркнул, а «молодая» решил оставить), супруга игдырского коменданта. При даме конвой — шестеро казаков линейной службы.
Написав, он подумал, что в Баязет этой даме не попасть. Там сидят курды, черкесы и турки. И точат сабли. И режут армян. И грабят аулы. Готовятся… Газават!
Но исправить ошибку не захотелось, и офицер, бренча шашкой, снова завалился на топчан…

2

Тонкий розоватый воздух зябко вздрагивал над вершинами гор.
По долинам текли стада, и пастухи с корявыми посохами в руках походили в своем величии на древних апостолов. Казалось, что тысячелетние лохмотья их бешметов еще хранят библейские запахи овечьего сыра, искристых трав и бестелесных туманов…
Поручик 2 й сотни Уманского казачьего полка Андрей Карабанов вертел меж колен шашку, купленную в Эривани по случаю, уныло поглядывал на крыши аула и думал о том, что ему придется погибнуть. И не когда нибудь, а уже скоро: в первой же схватке, от первой же пули. Но думалось об этом как то легко и совсем без боли; и было тихо, и было пусто…
— Говорите, прапорщик, не стесняйтесь, — сказал Карабанов, почесав густую светлую бровь. — Слушать вас — все равно что соблазнять замужнюю даму или курить гашиш: и вредно, и приятно…
Инженерный прапорщик Федор фон Клюгенау, в котором от немецкого осталось только имя, а от баронства — уже ненужная по бедности приставка «фон», человек невысокий, сутулый, с очками на курносом носу, говорил восторженно, сияя лицом, некрасивым и бледным:
— Скажите, поручик: и отчего мы иногда начинаем вдруг стыдиться идиллий? Пастушья свирель нам кажется наивной, мы боимся понюхать цветок, святое отношение к женщине смешит нас… Бедная Лиза, конечно, глупа, но разве же было бы плохо встретить ее в жизни? .. Неужели вам еще не надоело слушать меня? — спросил он, сутулясь под своей буркой.
— Слова не мешают, — усмехнулся Карабанов.
— Понимаю. — Клюгенау кивнул. — Мешать могут только мысли… Я говорю сейчас несколько сумбурно. Правда? Но мне кажется, что наши предки, которые с дубиной в волосатых руках гонялись за оленем, не умели еще ревновать женщину и в шелесте дубрав видели высшее проявление поэзии, — все таки, поручик, они были куда счастливее нас…
— Вот сволочь! — неожиданно выругался Карабанов, — Проклятый грек! Ведь последние деньги отдал ему, лучше бы их пропил.
— О чем вы? — удивился Клюгенау.
— Да вот смотрите: чуть нажал на эфес посильнее — и он изволил отвалиться…
Клюгенау близоруко осмотрел шашку поручика, похвалил тонкий серебристый клинок и успокоил:
— Прибудете, поручик, в Игдыр — там починят. Только сразу даю совет: когда попадете в «лапшу», остерегайтесь «трафить» по затылку. Я бывал в рубках, и любой кавказец знает, что эту кость, вот эту, во! — он показал какую, — хоть топором руби: клинок сразу выскакивает из эфеса! ..
— Спасибо за совет, — без тени улыбки поблагодарил Карабанов и ударом маленькой, но мускулистой руки поставил эфес на место. — Я слушаю вас дальше, — небрежно напомнил он.
Клюгенау одернул на себе рыжую бурку, зябко пошевелил синеватыми пальцами с перстнем печаткой на мизинце.
— Скажите, Андрей Елисеевич, — поежился прапорщик, — вы любили когда нибудь женщину? Я понимаю, что, конечно, да, вы любили… Но сейчас я говорю о той любви, которая приходит к человеку бесподобно великой, как если бы ему на всю его жизнь давалась только одна женщина…
Загребая лапами бурую пыль, мимо ног Карабанова резко пробежал мохнатый паук; поручик растер его стоптанным каблуком и вдруг сорвался на злость:
— Послушайте, дорогой барон. Любил я или же не любил, а на кой вам черт знать все это, а?
Инженерный прапорщик, подслеповато щурясь из под очков, улыбнулся.
— Да вы не сердитесь, — мягко попросил он. — Я вот, например, еще не любил. И не оттого, что я засушенный немец перец колбаса, кислая капуста. Нет. Просто мне, поверьте, было… некогда. Да.
Еще мальчишкой юнкером я прибыл сюда, на Кавказ, и с тех пор… Да что вы хотите! У меня уже три ранения, год чеченского плена и седина в голове, а я еще не встретил ни одной женщины по сердцу…
— Да врете вы все, барон! — зло рассмеялся Карабанов. — Вы поэт, а поэтам нельзя верить. «Я помню чудное мгновенье…» — эго мы знаем с детства. А дальше что?
С печалью в дрогнувшем голосе Клюгенау ответил, тихо и покорно:
— Мне уже поздно быть поэтом. И если я даже поэт, то совсем не тот, который тискает свои стихи, а потом бежит к издателю за гонораром. Но если я могу под свистом пуль, настигающих меня, бескорыстно остановиться, услышав пение соловья, тогда — да, верьте мне: я — поэт, и поэт великий! ..
Помолчали. Шум ручья не нарушал тишины — он, казалось, наоборот, усиливал ее.
— Ну, а к девкам то вы, барон, ходили? — мрачно и грубо спросил Карабанов.
Клюгенау молча свел пальцы в кулак и показал поручику крохотный перстень печатку с фамильным гербом.
— Все разорено и продано, — сказал он без жалости, даже с каким то наслаждением. — И это — единственное, что осталось у меня из наследства. Поверьте, у родни не нашлось даже тысячи рублей выкупить меня из плена, и деньги собирали в полку по подписке… По здесь вы можете прочесть девиз моей жизни…
«Чистота и верность! »
— Значит, — невесело рассмеялся поручик, — и к девкам не ходили?
— Никогда! ..
Карабанов подл мал.
— А я вот ходил. Да с. И поверьте, дорогой барон, что это нисколько не мешало мне любить одну чудесную женщину. Она потом вышла замуж, и, говорят, счастлива. Хотя я до сих пор не понимаю, как она — она! — может быть счастлива не со мной, а с другим. Впрочем, это было давно и… Довольно об этом!
Поручик встал. Еще раз потрогал эфес и ругнул мошенникагрека. Небрежно отряхнул пыль с новеньких казачьих чикчир.
— Пойдемте к столу, барон. Да, кстати, представьте меня господам офицерам, ибо я здесь человек еще совершенно новый.

Чтобы прочитать полный текст,
скачайте книгу Баязет, Валентин Пикуль в формате RTF (603 kb.)
Пароль на архив: www.knigashop.ru